РОЖДЁННЫЙ НА ЗЕМЛЕ ДОНЕЦКОЙ  ПАВЕЛ ЧУПРИНА









                          ПОЭЗИЯ

ИЗБРАННОЕ

АУДИО

                             * * *

                      "Still raining, still dreaming"
                                      Jimi Hendrix '68


Грозы распустили косы проливные,
Незнакомых близких разделив стеной.
В половинках окон – мира половины.
Что объединимо – всё разделено.

Силуэт возникшей ненарочно гостьи,
Еле различимой за личиной рам,
Уходя, солёной осыпает горстью
Ранние морщины нелечимых ран.

Всё ещё дождливо, всё ещё мечтаю
Разделить полмира за моим окном
С той необычайной, в ком души не чаю
И полмира также замечаю в ком.
             Если не я, то кто же?

С тех самых пор, как ступил на твердь,
Так, извините, сложен –
Следую главной из многих вер:
Если не я, то кто же?

Только б понять, где своя круги,
Вытерпеть тяжесть ноши
И не доверить судьбу другим.
Если не я, то кто же?

Век уничтоженный, друг мой, стой!
Надо бы подытожить.
Кто же посмел не достроить строй?
Если не я, то кто же?

Может, кирпич к кирпичу опять?
Только на сей раз, Боже,
Дай же ты каждому сил понять:
Если не я, то кто же?

Не отвергаю – ты был и есть,
Быть в человеке должен!
Верю в него, верю, вот те крест!
Если не я, то кто же?

Жить, как грудное дитя, крича
В голосе с частой дрожью,
Нет, не окончить – мне бы начать!
Если не я, то кто же?
                        * * *

Простите мне мою банальность,
Что, неприкаянно скитаясь
России голубой тропой,
Сентиментальною строфой
Как в дни былые изъясняюсь
И, слог не ведая другой,
Уединения минуты
Дарю любимому труду,
А не любимому кому-то.
Дороге предаваясь, будто
Себя у дорогих краду.
В часы же грешные, когда
Служу пустым как трёп заботам,
С великой грустью отчего-то
Ту вспоминаю благодать…
Там посредь Волги колокольня
Стареет над речным окольем,
О камень прежней мостовой
Бьют ныне волны… Голубой
Тропою будто опоясан
Родной отныне князь Калязин.
Там на горе стоит обитель,
Где в сентябре златом облиты
Кленовым мёдом сад, скамья,
Ресницы хрупкие клоня
Ветвей, и древний Клещин виден,
Где почивал пред склоном я
У камня, дивной синевой
Влекущего. Нижайший мой
Поклон Великому Ростову!
Той заповедностью крестовой,
Студёным Неро пред кремлём
Осеребрённым был пленён
И словно демон очарован
Своей Тамарою... О, Русь,
Немыслимых излучин волжских
Полуразгаданная грусть,
Где горячо кусают мошки…
Всему, что пройдено, на зло
С тобою вновь неосторожно
Безмолвно шепчемся без слов,
Как обручённые, порою
У всех целуясь на виду.
Тебя, признаюсь, не второю,
А первой родиной зову.
                 Рассечины

Всеми верами и правдами,
Как пилюлями аптечными,
Лечим душ ранимых раны мы,
Ставя новые рассечины.

То, что было в нас хорошего,
Вовремя не оценённого,
Кем-то высшими раскрошено,
Кем-то низшими расклёвано.

Мимо ящиков раскиданы
Годы жёлтые, газетные,
И читать какие с виду мы
Не желаю, не советую.

Стали старыми, устали мы
Постоянно мчать по временной,
Временное в постоянное
Не переводя намеренно.

Из автобуса маршрутного
Зазевавшись на кокеточку,
На последнем рейсе, шутка ли,
Мы проехали конечную.
               Антисоветчина

Как последняя сволочь на улицах
Распоясалась антисоветчина.
Самогонною контрреволюцией
От похмелья советского лечится.

Как работнички номенклатурные
У начальничков под кабинетами,
Всё трясётся за порцией утренней,
Тарахтя у окна партбилетами.

Утопая в дыму папиросовом,
Растворяется совесть отечества.
Пусть без совести, лишь бы без просыха.
Чтобы душу она не калечила,

Не робей, мужичьё, вставай в очередь!
Ну-ка, вздрогни за здравие здравием!
Вот она, пресловутая вотчина
Русского самогонодержавия!

За бумажицу за краснокожую
Получай свои сорокоградусы!
Ты в режиме запоя всеобщего
Как борец за гражданское равенство!

Да хоть с чёртом самим в солидарности
Опрокинул одну контрамарочку
И какая теперь к чёрту разница,
Что Россия спивается в тряпочку,

Что кругом мужичьё-деревенщина,
Что какого-то чёрта неведомо
Стали бабами русские женщины…
Неужели нам всем не до этого?!

И смотрю я на всё с удивлением
И выходит простая ирония:
Не народ, а одно население;
Не страна, а одна территория.
              Арбатский романс

                   памяти Булата Окуджавы

Напойте, маэстро, арбатский романс,
Не мучите душу, излейте!
Извольте о каждом, о каждом из нас,
От первой судьбы до последней.

Напойте, маэстро, арбатский романс,
Напомните, как это было.
Поверьте, нам так не хватает подчас
Отдушины простолюдивой.

Напойте, маэстро, арбатский романс
О той коммуналке дворянской,
Что первой когда-то услышала вас
Из старенькой детской коляски.

Напойте, маэстро, арбатский романс.
Склонённый пред Старым Арбатом,
Воздайте прощальный ему реверанс,
А мы допоём, мы подхватим.

Напойте, маэстро, арбатский романс.
Ваш век не исчерпан, не пройден.
Поверьте, услышат, поймут и не раз.
Напойте, маэстро, напойте!
                    * * *

Архипелаги, архипелаги
Творожно-сырные на языке…
За это чудо, что испекла ты,
Я воспеваю тебя в строке.
Боготворю и, души не чая,
Внимаю детства забытый вкус.
Напоминаешь начало мая:
Роскошный белой сирени куст,
Когда нектаром налита завязь,
Когда от свежести липнет лист...
И вспоминая, в тебя влюбляюсь…
Своё перо преклоняя ниц,
Я доверяю тебя бумаге,
Не разделяя тебя ни с кем.
Архипелаги, архипелаги
Творожно-сырные на языке…
 Вы бывали на Байкале?

Вы бывали на Байкале?
На Байкале мы бывали!
Что видали на Байкале?
На Байкале мы видали
Как в неведомые дали
Антилопы убегали.
А ещё как львы зевали
И, зевая, засыпали.
На Байкале мы видали
Как слоны друг друга звали:
К небу хобот поднимали
И протяжно так вздыхали.
На Байкале мы видали
Как огромные над нами
Пеликаны пролетали
И за лесом пропадали.
На Байкале мы бывали!
Только разве на Байкале?
На Байкале мы едва ли
Всё бы это повидали.
Долго голову ломали –
Где же мы тогда бывали…
                         * * *

Да знали б мужи государственные,
Мужи малорусской страны
Сколь низменными, сколь безнравственными
Нам кажутся со стороны.

И сколь бы не были заманчивыми
Поводья в верховном седле,
«Довольно, приятель, сворачиваем!» –
Быть может, сказали б себе.
          Земля Санникова

          Когда не кровь, а сукровица
          Сочится по стране,
          Страны такой, мне думается,
          На карте просто нет.


Мятежными посланниками
Раздробленной страны
Идём на Землю Санникова
В арктические льды.

На паперть беломраморную
Несём отчизны крест.
Себя ломать – проламываем
И льды ломаем в треск!

На вены барбарисовые,
Раздутые взашей,
За твердью твердь нанизываем
Новосибирских шхер.

До дыр судьбу изнашиваем
И души рвём до дыр!
Зачем? Себя не спрашиваем.
Пока ещё горды.

Построив стены будущего,
Ломаем в кирпичи.
Ступив на льды дрейфующие,
Уже неизлечим

Наш гений титанический,
Наш красномедный род.
Страшнее льдов арктических
Лишь в человеке лёд.

О, родина! Да что ж это мы
С тобою не на «ты»?!
Напомнить, что ли, прожитое?
Колокола, кресты…

Как с божьими оскоминами
Прокладывали путь,
Иконами расколотыми
Обвешивая грудь,

И как собаки преданные
Всё верили судьбе.
В какую чушь не веровали,
Да только не себе.

По горло сыты проповедью
Да что-то всё не впрок.
Довольно! Перепробовали
И святость и порок.

Россия православная,
Намоленная всласть,
Историей раздавлена
Твоя иконостась!

Да сколько ещё милостыню
Ты будешь нам бросать?!
Смотри, кого ты вырастила!
В глаза смотри, в глаза!

Как волки ощетиниваясь
И вороты задрав,
Сцарапав лбы морщинистые
О встречные ветра,

Который век что проклятые
Мы из последних жил
По жизни ржавой проволоке
Бьём километражи.

Но, чёрт возьми, ведь выдержали!
Ведь всем чертям назло
С потами свежевыжатыми,
С излома на излом

По мерзлоте нетоптаной
Одним полярным днём
До призрачной утопии
Долезем, доползём!

И там, на крыше глобуса,
Свои глаза слезя,
Почти охрипшим голосом
Мы закричим: "Земля!"
    Над степью астраханской

Где небом медленным аллюром
Плывут расчёсанные кудри
Над степью астраханской, жжённой,
Под млечной сединой верблюдом
Двугорбым, ожидая утро,
Лежит гора Богдо Большое.

Ещё мгновение и пламя
На самом неприступном камне
Слезится на глазах геккона.
Подобно раскалённой лаве
Под розовыми облаками
Стекает луч поющим склоном

И вот уже в рапе солёной,
Тюльпаны окропив и маки,
Резвится, всасываясь жадно.
Над степью астраханской, сонной
Вслед за кочующим сайгаком
Воспламеняются пожары.
                    * * *

Не вдаваясь в подробности,
Провожаю всё пристальней
Постаревшую молодость,
Отплывающую

От родного мне берега
Кораблями от пристани
И в тумане дней медленно
Утопающую.

Не вдаваясь в подробности,
Дни проходят не радуя
И прощаются слёзные,
Непростившиеся.

Непришедшие новые
И прошедшие старые –
Будто колья заборные
Покосившиеся.

Не вдаваясь в подробности,
Время капает брызгами,
Покрывая что порослью
Времяточинами.

В двадцать девять. Не рано ли?
Вот уж сломана изгородь.
Только домик с верандою.
Заколоченные.
                   * * *

Не понимая, принимаю
Всё бремя раненого времени
И, каждый миг обороняя,
Запятнан времени ранениями.

Не проверяя, доверяю
Пришедшему не по прошествии
И, в кровь стирая, оттираю
От вездесущего существенное.
                       * * *

Не сожалею о содеянном,
О несодеянном жалею.
Смотрю на старенькое дерево.
Стоит, беспомощно рыжея.

Ноябрь? Подумаешь! Прохожие
И те, превозмогая слякоть
И стужу, носятся. А что же ты?
Стареешь изнутри, с изнанки.

Быть съеденным хамелеонностью,
В ногах валяться в муках смертных
И быть растоптанным не совестно ль?
Как ты могло?! Как ты посмело?!

И неужели мне отмерена
Такая участь? Неужели…
Не сожалею о содеянном,
О несодеянном жалею.
                 Несовпадения

Господи, сколько же вас, одинокие?!
Кем же вы брошены, камни несчётные?
Несовпадения… Разные, многие…
Белому белое, чёрному чёрное.

Разные скорости, многие гордости.
С кем-то опять на мгновения беглые
Объединяясь, на веки расходимся:
К чёрному чёрное, к белому белое.

Несовпадения… Многие, разные…
К матери чёртовой всё перечёркнуто.
Смотрим на праздное, пишем напрасное
Белым по белому, чёрным по чёрному.

Сколько же вас, одинокие, Господи?!
Несовпадения, что же вы сделали…
Нам бы летать, а мы падаем в пропасти:
Чёрное в чёрные, белое в белые.
                    * * *

Под дробью серого дождя
Ты ходишь тихо, словно рядом,
Награды малые найдя
И многие неся утраты.
 
Приняв как исцеленье дождь
И тротуарных дней теченье,
По ним затерянно бредёшь
В соединении ничейных.
 
Зачем опять неравный бой
С собой, мой глупенький, затеял,
С дождём заплаканной толпой
Всё новые неся потери?
 
По грязным отраженьям луж
С промокшими идёшь ногами
И ждёшь объединенье душ
В болезненном недомоганьи.
 
Не говори, что веришь в них,
Что интересен первый встречный.
Мой глупенький, спасая миг,
Ты вскоре потеряешь вечность
 
И вот тогда от многих бед
К забытому придёшь порогу.
Увы, назад дороги нет
Как нет иной тебе дороги.
                         * * *

Под лунной рампой, на спящей улице,
Качаясь, чья-то мелькает тень.
Простой прохожий, моя ты умница,
Что так несчастно окончил день.

Что одинокий – не это главное,
Но вижу, вижу, что тяжело,
Не понимая, дышать бульварами
Когда всё свято и всё грешно.

Не жди от улиц нелепой жалости –
Ты не единый, лишённый сна.
Простая встреча, пойми, пожалуйста,
Порой дороже и так ценна.

Под лунной рампой, за поворотами,
Быть может, встретишь его, поверь,
Кто от простуды закрывшись воротом,
К душе оставил открытой дверь.
                       "Поженимся"

Улицы Жданова, старого, зимнего…
Юный мужчина и юная женщина
Возле беседки, окрашенной в синий, на
Первом снегу написали «поженимся».

Неторопливо, как будто из прошлого,
Рядом проходят преклонного возраста
Он и она. Проходя осторожно и
Глядя на снег, улыбаются – вспомнилось…

Лист календарный срывается, спешные
Годы проносятся. Всё те же некогда
Юный мужчина и юная женщина
Неторопливо идут по заснеженным

Улицам старым, теперь Мариуполя.
Возле беседки, когда-то окрашенной,
Тихо проходят влюблённые юные,
Что-то на первом снегу написавшие…

Прошлое рвётся под времени натиском,
Кажутся мёртвыми годы прошедшие,
Но остаются бессмертными, кажется,
Улицы, город, беседка, «поженимся».
                     Роженица

Рассыпавшаяся, раскрошенная
На поле жарком меж пшеницей,
Лежит едва живая роженица,
Лицо от мук вонзая в грязь.

Над полем тем, над телом съёжившейся
И стонущей от боли жрицы
Заточенные жала солнечные
Пронзают туч сливовых вязь.

Растерзанная, обезумевшая,
В предродном бьющаяся страхе,
Распятым чёрно-белым туловищем
Вгрызаясь в твердь пшеничных гряд,

Невыносимой болью загнанная,
В поту холодном замирает
И, чрево по живому вспарывая,
Бросает ввысь посмертный взгляд.
             Сталинград!

Прими, Сталинград, цветы.
Нет, благодарить не надо.
Для нас лучшая награда
Победная. Разве ты

Не выстоял двести дней,
Не ты своей каплей крови
«Тебя отстоим, отстроим!»
Выцарапал на стене?!

Кладу, Сталинград, цветы
За всех твоих не пришедших,
За слёзы детей и женщин,
За мучеников святых

И, знаешь, пусть никогда
Не знали их поимённо,
Кладут цветы миллионы
К могилам простых солдат.

Мои, Сталинград, цветы
На этих гранитных плитах,
На солнцем траве облитой
Иль кровью до красноты,

И вся без остатка жизнь –
Им, людям, бесценным людям!
Так было, так есть и будет.
Держись, Сталинград, держись!
                        * * *

Творца, пожалуйста, ограждайте
От скверных будней циничных глаз
И награждайте, и награждайте
Глазами добрыми каждый раз.

И что бы ни было, ради Бога,
Не умаляйте его каприз.
Ведь вы же видите, он ребёнок.
Его игрушка – вся наша жизнь.
                      Технарочка

                             Татьяне Гарг

Чернилами исписана тетрадочка
На старом полированном столе…
Она как все – обычная технарочка,
Живущая в двухкомнатной стране.

Привычная симфония будильника
И паутина скомканных волос…
В глазах её – поляны с земляникою,
А на губах – кислинка чайных роз.

Как севшая на подоконник бабочка,
Забытое напомнила душе.
Она как все – обычная технарочка,
Живущая на пятом этаже.

Лимонный чай с бисквитными печеньями,
На скатерти раскрошенные дни…
В ней жаркий полдень и поля вечерние,
Котёнок спящий и луна над ним,

Вишнёвый сок, венок из одуванчиков
И в тихом парке опустевший клён…
Её зову любя - моя технарочка.
Не верится, но, кажется, влюблён…
                * * *

Утро. Ноябрь. Вагон,
Людом наполненный.
В окнах покадрово
Крутится родина.

Плёнка в царапинах,
В душах надышано.
Взгляды впиваются
В каждого пришлого.

Две – в фиолетовом,
Красноречивые –
Тёти билетами
Кормят счастливыми.

Следом попятово,
Будто цыганщина,
Хор спекулянтовый
С сумками тащится.

Над толстосумами
Кружат, как вороны,
Торг за посудину,
Споры... За окнами

Солнцем без зеркала
Красится утро, и,
С ним же, у стеночки,
Скрыв перламутровый

Плащ на коленях под
Сумочкой бежевой,
Сорокалетняя
Красится женщина.

Белятся вмятины,
Пудрятся трещины,
Губы в помадине
Вкуса отечества.

Катит последнее
Эхо народности –
Наша вселенная
Электропоезда.
         Как украсть Кобылу

Не так смешно, как скверно было б,
Коли не Фёдора Кобыла.
А дело вот как начиналось…
Багор, Козьма и Прыщ собрались
Для смеху иль наживы ради
Кобылу Фёдора украсть и
Чтоб виду в краже не подать –
Своих, мол, тоже всех "украсть”.

А вся вина, как и ведётся,
На местных на цыган сольётся.
Да чтобы с ней не прогадали –
Сперва своих троих продали
Под вечер в городе районном.
Дождались уж покуда тёмно
И приняли за весь товар
Весьма приличный гонорар.

Вернулись все втроём на хутор
И стали дожидаться утро.
Багор запряг свою телегу,
Козьма мешок с деньгами сверху,
Меж ними Прыщ всё суетится,
Ни так, ни эдак не сидится.
С рассветом наши молодцы,
Хватив мотузку да уздцы,

Пустились будто пчёлы роем
Бегом на тырлово пригорье.
Стоят, глядят – на тырле пусто!
С Кобылами сейчас не густо…
Хотя, постой… Что там за рыло?..
Часом не Фёдора Кобыла?
Вся в репеях стоит как перст
И что-то с репеями ест.

Чего гадать? Она! Хватились
Да на Кобылу навалились.
А та, как видно, им не впору.
Кричат Козьма и Прыщ Багору:
– Ты не гляди, что много пылу,
Вяжи её, вяжи Кобылу!
Багор в ответ раздвинул бровь:
Гляди на них, кака морковь!

Куда моя махра поделась?..
И что-то меж зубов заелось…
Гляжу я на неё, ребята –
Кобыла малость худовата.
Где роги, где хребет, копыта
И вымя полное корыто?
Вот хвост я мигом повяжу!
Пойду, на рыло погляжу…

Не узнаю я что-то рыла –
Кричит он уж из-за Кобылы –
А верно ль Фёдора скотина?
Эй, эй, постой! Пусти штанину!..
Теперь узнал! Она, родная!
Козьма, мотузку разминая:
– Да говорят тебе, она!
А что на молоко бедна –

Так это вроде так и было…
Да точно, Фёдора Кобыла!
Что он – всё дома не сидится,
Что эта – вечно егозится
Да роги-крюки с нас не сводит –
Вся на хозяина походит.
Вот будет Фёдор нынче знать
Как сливки языком лизать!

Пойду-ка, подсоблю Багору
А ты, Прыщ, полезай-ка в гору
Да роги, роги ей потуже
Крути что силы да за уши
Скорей тяни её к телеге.
Хоть ты росточком и маленький
Да и умишком не богат –
Кобыле будешь в аккурат.

Прыщ будто с чердака свалился:
– Иль в ухе клоп спать завалился,
Иль в организме что случилось?
Не то уха переварилась,
Не то от ноты заявленья
Моё понизилось давленье…
Кажись, и вправду побледнел…
Недаром сон вчера глядел,

Всё про Кобылу, про кого же!
Аж муравьи бежали кожей!
Так вот, стоит, мол, кляча в поле…
Я до неё, а их уж двое!
За ними третья показалась,
Четвёртая меж ними взялась.
Аж слепит глаз Кобылья рябь!
Мне ухватить одну хотя б,

Та следом пятая, шестая…
Да их там что, воронья стая?
Их десять, пятьдесят, уж сотни!
Во привалило мне сегодня!
Да только подошёл я ближе –
Такая незадача вышла:
Гляжу на эту сотню тыщ –
Все на моё лицо, как Прыщ!

Такие вот приснились блохи…
Какое лезь, какие роги?!
Слыхал, со мной что нынче было? 
Хоть то и Фёдора Кобыла,
А всё ж скотина, всё ж дурная,
Язык людей не понимает.
Ты крикнешь ей: А-ну, вперёд! –
Она ж в попятную попрёт.

Вот что, поступим мы иначе!
Возьмём за хвост прокляту клячу
И дёрнем разом посильнее –
Она от злости посинеет,
Надуется на нас, калека,
И в аккурат пойдёт к телеге.
Ну, словом, всё наоборот.
Да точно говорю – пойдёт!

И начали тянуть все вместе –
Кто на себя, а кто на месте,
Вперёд, назад, кругами ходят,
Всё до телеги не доводят.
Уж к ней и спереди и сзади.
А тут ещё такое кстати:
Лишь до Кобылы Прыщ – та в раз
Как пнёт рогами пару раз

Да прямо по…! Опухло место,
С такой бедой едва присесть ли…
Кобылу долго помнить будет!
Багор с Козьмой хвоста всё крутят.
На кой сдалась им та метёлка,
На прок иль так, для вида только?
Ответ, по-видимому, прост:
Что главное в Кобыле? Хвост!

Уж как – не помнят-то и сами –
На воз Кобылу привязали
Да вот беда – мала возница.
Давай теперь с мешком возиться.
Кто под себя, кто под Кобылу,
Кто на неё – как тут и было!
Связали на хребет "мильйон”
И дали дёру на район.

Спешат, торопятся, решают,
Добычу делят, размышляют.
Чем ближе до стола – тем пуще
Мерещится в похлёбке гуща.
Совсем от эдакой удачи
Теряют головы дураче.
Козьма себе уж на уме:
– Вот как продам Кобылу, мне

Никак не меньше половины:
Кто дёргал за хвоста скотину?
Да и мотузка не чужая.
А коли так, всё я решаю:
Прыщу за боевую травму
Так уж и быть – червонец дам я.
Багор же – сущий лоботряс!
Слышь? Без тебя б Кобылу в раз

С Прыщём подбитым одолели.
А хвост крутил как? Еле-еле!
Да всё шатался ненароком
Подале от Кобылья бока.
Работничек мясного тыла!
Видал, Прыщу как угодила?
Вот это парень, заслужил!
А ты? Калюжу наложил!

С тобою, видно, дело худо.
Давай, при мне побудь покуда,
А после глянем, чья ты птица.
И дёрнул чёрт с тобой возиться!
Да нет, как видно всю наживу
С Прыщём одним поделим живо.
Хоть как ты лыко не вяжи –
Шиши и в Африке шиши!

Багор Козьме: – Не ты ли часом
У нас работал свинопасом?
Не ты? Вот там-то пригодился б,
Хвостами вдоволь накрутился б!
Что до Прыща – тут я согласен.
Стоит, бедняга, будто ясень,
Не приседает аж с утра
Из-за Кобыльего нутра.

На хуторе за между прочим
Зуб на тебя давно наточен.
Я на твоём бы мокром месте
Не рвался так из кожи лести.
Моя мысля такая лично:
В ней хоть и колит, но привычно.
А там пригреешься, глядишь.
А то чего надумал, ишь!

Ты сам на грош не наработал!
Хвосты крутить чия забота?
Того она, чия мотузка!
Ты слушай да мотай на ус-ка.
Меня сему не обучали.
Растолковал бы для начала,
Что, мол, берётся ейный хвост
Да крутится… И весь вопрос!

А коли нет такой науки –
Что спрос с меня? Одни лишь брюки
И те гляди вон как Кобыла
От всей души-то прохудила!
Уж если нам делиться честно,
То мне б за них червонцев… двести!
А что? Гляди, какой фасон!
Ходить в таких один резон!

На весь район такого даже
Нет гардероба с трикотажем.
Вернёмся к транспортным вопросам.
Такая есть ещё заноза:
Забыл ты нынче, чья телега.
На чём домой собрался ехать?
На лыжах иль рекою плыть?
Далёко будет! Так и быть,

За четвертину твоей доли
Согласен, морда ты коровья.
Хотя, постой! Что четвертина?
Не меньшее, чем половина!
Телега вся уж ладом дышит.
А коли нет – вставай на лыжи.
Не заграничная ведь грязь,
Что снег зимою – всюду склязь!

А ты что, Прыщ, стоишь как ясень?
Иль в чём со мною не согласен?
Не видишь, как Козьма ершится?
Всё на расплату не решится.
А ну-ка, покажи раненье…
Кака морковь! Произведенье!
На вернисаж снести б могли,
Куда там этому… Дали!

Да за такую за корриду
Русско-турецким инвалидом
Тебя на хуторе накличут,
А на Кобылу сложат притчу:
Кого пинает там, где нужно –
К тому она неравнодушна!
Чего стоишь? Подсел бы к нам,
Потолковали б по делам!..

Хотел уж было Прыщ ввязаться
Да показать, как мухи злятся
Когда едят и хлеб не крошат!
Таких бы дров подкинул, может,
Коли б не русские дороги –
По ним быстрее ходят ноги,
Чем будет ездить колесо.
Ухаб, колдобина… И всё!

Слезай, приехали, товарищ!
Не узнаёшь своих ухабищ?
Всегда готов узреть чужие
Покуда ус намочен в жире.
Крути махор! Телега креном,
Подпёртая стоит поленом.
Кобыла с воза и на раз
Пошла куда потащит глаз.

Не до неё теперь. Те трое
Коло телеги вьются роем.
Вокруг да около всё ходят,
Что именины хороводят.
Глядят совой да друг на дружку
Варёной соли сыпят кружку.
Покуда спор меж ними был –
Кобылы уж и след простыл…

Козьма орёт: Кобыла где же?!
А деньги, деньги где? Ах, леший!
Себе от ярости да злости
На пальцах все ломает кости.
Когда распахнута зевота –
Поговорить всегда охота,
Да ничего не разобрать.
Козьма же за своё опять:

Собраться надо бы в погоню
Да к вечеру, поди, догоним!
Чего стоите, пуча зренье?
Одна заноза – направленье,
Поди его прознай теперча…
Багор ему давай перечить:
Да ты, Козьма, умён весьма –
Вот ты и догоняй, Козьма!

Лизни да ставь по ветру палец!
Кобыла что, неандерталец?
Иль тля болотная какая?..
Всё не поймёшь? Так намекаю:
Не водится она в природе,
Культурная, мол, стала вроде.
Не во поле, не средь болот –
Промеж людей, поди, живёт,

Туда и будет ей дорога.
Закрутит хвост, заноет око,
Поймёт, родная животина,
Что социальная скотина,
И ту рогатую калеку
Потянет вновь до человека.
Когда не мыслишь ни рожна –
Цивилизация нужна!

Чтоб не случилось с нею худо –
Воротится к себе на хутор,
Найдёт, где потеплее стойло
И встанет там… Хотя, постой-ка!
А вдруг до Фёдора вернётся
Да всё прознает, как ведётся…
Вот будет нам тогда махор!
Смеётся Прыщ над ним: – Багор,

Иль бес какой тебя попутал!
Мол, вот придёт она на хутор
Да Фёдору всё разсудачит,
Что мы её украли, значит,
В телеге, мол, она лежала,
А после, мол, она сбежала
Да путь домой нашла! Багор,
Иль с головой наперекор?

Когда б Кобыла говорила?
Не то что слово, порой силой
Какое мерзкое мычанье
Не выдавишь! Разве случайно
Когда турнёшь её лопатой –
Тогда мычать она уж рада!
И ладно, стой себе, мычи –
Так нет! Орёт аж до ночи!

Нам поступить иначе нужно.
В лесу бродить я слышал скучно!
Лишь мухоморы там да мухи –
Кобыла в раз помрёт со скуки!
И с продовольственным вопросом
В лесу ты не покрутишь носом.
А если часом не помрёт –
Походит кляча взад–вперёд,

Грибов лизнёт, о пень потрётся,
Натрёт копыта и вернётся.
Поймёт, горбатая Кобыла:
Мол, виноватая, сглупила!
Раскается в своём побеге
И в аккурат придёт к телеге.
Ну, словом, всё наоборот.
Да точно говорю – придёт!..

Не так смешно, как скверно было б,
Коли не Фёдора Кобыла.
Никто уж и не помнит точно
До вечера или до ночи
Сидели в поле дурни наши,
Валили друг на друга кашу.
И чем оконченный тот спор –
Никто не видел их с тех пор.

На том и кончим… Впрочем, к слову,
Кобылою звалась корова,
И не она была то вовсе.
Ошибка вышла в том вопросе!
Чужим добром хотели малость
Нажиться, да, как оказалось,
Малы штанишки, так сказать:
И не Кобыла её звать,

А что ни молока, ни бёдер –
Так ведь, хозяин ей не Фёдор.
Мол, говорят, что за деревней
Когда-то дед жил очень бедный.
Тот дед давно уж на покое.
Корова же осталась в поле.
Её и приняли за ту,
Что водит Фёдор по утру.

Немало времени минуло,
Посуды разной потонуло,
Но в той деревне ходят слухи
Куда садятся только мухи,
Что та корова где-то ходит,
Лесами да полями бродит
Да местным дурням никакой
Всё не даёт она покой.

Была б она как все, корова –
Никто бы не замолвил слова,
Но ведь корова не простая,
Над брюхом ноша золотая!
А долго пусто, как известно,
Святое не бывает место.
Да сами знаете под час
Как дуракам везёт у нас!

Хотите вымыслом иль былью
Зовите сказ о той Кобыле –
Да только от того не легче
Ни старикам и ни малече.
Коль сыщет кто-то скарб коровий –
Тогда и сказ начнётся новый,
А этому уж вышел час.
На том и кончим наш рассказ.
                 * * *

Если вскормили грудью,
Если одна на всех –
Трудно, поверьте, трудно
Жизнь променять на смерть!

Всё мы прошли: трущобы,
Войны и взлёт ракет…
Живы-то хоть? Ещё бы!
В мире живее нет!
        Жаба и стрекоза

Какою б ни была молва
Порою лестной меж неравных
И в почестях каких отрадных
Не захмелела голова,
А всё ж, когда проступит грань,
То встанет меж неравных брань.

В полуденный июльский час
На берегах большого Нила
Однажды жабу разморило
Сомкнуть на сон грядущий глаз
И та с набитым животом
На берегу лежала том.

От шума скверного глаза
Открыв, спросонок увидала,
Как в тростнике шурша летала
Назойливая стрекоза
И предложила той присесть:
– Не бойся ты, не стану есть!

Сыта я и охота спать.
Тебе, чтоб даром не мешала,
Присесть бы рядом не мешало,
О том, о сём потолковать.
Чего видала, где была?
И с стрекозою завела

Беседу как с подругой, но
Все разом вскоре зазевали,
Сомкнули глаз да задремали
Бок о бок… А меж тем давно
К закату наливался день
И, сытую сгоняя лень,

Вдруг жабу пробудил он. Та,
Ворочась, млея, всё лежала
Да думала, как не мешало б
Чего ещё стянуть до рта.
Пошире приоткрыв глаза,
Глядит – под боком стрекоза!

Какая снедь ещё нужна?!
Соблазны жабу поглотили.
Та в миг подругу проглотила,
Забыв, что с ней она дружна.
Не всяк, что ластится, милок –
Той стрекозе и вам урок.
   Запечённая жирная курица

Я с огромным ехидством отвесил бы
На спиральное млечное блюдице
Расчленённое тошное месиво,
Запечённую жирную курицу.

Это вам, мясоеды, пожалуйста!
Можно лёжа и прямо на улице!
Вам какую? А мне поподжаристей
Запечённую жирную курицу.

Ничего, что не теми орбитами!
Пустяки, что в обратную крутимся!
Лишь бы доверху были набитые
Запечённою жирною курицей!

И пусть катится всё к своей матери
И оттуда теперь полюбуется:
Я дам новое имя галактике –
«Запечённая жирная курица»!
                        * * *

Зверем с раздробленным сердцем непрошено
Тихо по полю брожу.
Дум обречённо стерню ворошу
На поле, заживо скошенном.

В горьких потах, неуклюже и бешено
Маюсь безлюдной жнивой.
Братья, пожалуйста, есть кто живой?
Где же вы, милые, где же вы?!

Только стога от велика до малого
Мёртво тенями стоят,
А из соломин всё капает яд
Запаха больно кровавого.
        Как ты, Россия, могла?

Вместо крестов позолоченных – молоты,
Вместо елея – смола!
Помнишь, Россия, мы были так молоды!
Как ты, Россия, могла?..

Стяги червонные заживо сброшены,
Выжжены будто до тла.
Так изувечить великое прошлое
Как ты, Россия, могла?..

Всюду кресты удушают нательные,
Слепят глаза купола.
Из богоборицы стать богадельнею
Как ты, Россия, могла?..

Снова с молитвами лезем в голодные,
Грязные лапы орла.
Память разбита, народы расколоты…
Как ты, Россия, могла?..
Окно над письменным столом

В моём удушливом остроге,
Где стены, как библейский том,
Иконным служат полотном,
Стал замечать с недавних пор
Над письменным столом окно,
В окне же – облака, забор
И тени сливы на заборе
И свет, что после ночи вскоре,
Стекая, капает со слив
На запотевшее стекло,
Торжественно позолотив
Окно над письменным столом –
С недавних пор оно одно
Иконным служит полотном
В моём удушливом остроге.
1
2

Нравится



Регистрация  |   Вход
Хостинг от uCoz
мариупольский поэт, фотограф, путешественник
Павел Чуприна © 2011

    ваши данные:
ИМЯ
E-MAIL
ТЕМА
ТЕКСТ